Громов подошел к окну. Магнитные подошвы ботинок, прилипая к полу, позволяли ходить по кабине и при невесомости.
В окне виднелось красноватое, как на закате, солнце. Если бы не огненная корона на черном небе, оно было бы совсем земным. Громов нажал кнопку. Пленка светофильтра сбежала с окна. Ворвались ослепительные лучи космического светила, не живительно ласковые, смягченные атмосферой, как на Земле, а яростно резкие, жесткие, жестокие…
Аникин, не поворачивая к командиру лица, чтобы не смотреть на солнце и не встречаться с Громовым глазами, сказал:
— Никуда и никогда не упадет. Станет вечным спутником Луны. Орбита — вытянутый эллипс. Пройдет над лунными горами и уйдет далеко к Солнцу…
Из репродуктора послышался голос академика Беляева, начальника штаба перелета:
— «Искатель»! «Искатель»! Я — Земля!
Громов сел к пульту и пододвинул почти вплотную к себе микрофон:
— Я — Громов. Слушаю, Василий Афанасьевич.
— Определили орбиту?
— Станет спутником Луны. Кто этот несчастный?
— На борту «Колумба» оказалась журналистка Эллен Кенни.
— Эллен Кенни! Она же была у нас!..
— Американский пилот Том Годвин получил приказ выполнить инструкцию и уничтожить незаконного пассажира.
Громов перевел взгляд на экран. Скафандр по-прежнему был опрокинут ногами вверх и медленно поворачивался. Раскинутые руки уходили за край экрана, но колпак шлема был отчетливо виден в его нижней части.
— Если бы он уничтожил ее, он не надел бы на нее шлема, — сказал Громов. — Что это? Жестокая пытка временем или надежда на нашу помощь?
— Оказать помощь можете, если вам позволят резервы топлива. Решение за вами, Петр Сергеевич, — закончил академик.
— Ваня! — позвал Громов, выключив связь.
— Есть дать ведомость резервов, — угадал приказание Аникин.
Громов встал к окну, уперся руками в его раму. Перед ним были острые гребни кольцевых гор, черные резкие тени, извилистые трещины, дикий контрастный ландшафт. Желанная планета…
Аникин пододвинул Громову конторскую книгу.
— Задавай программу электронно-вычислительной машине, выбросить все, что возможно, — скомандовал Громов. — На борту нас будет трое…
Сравнительно недалеко от «Искателя» шел второй такой же корабль «Искатель-II». Вместо кабины звездолетчиков на нем помещалась танкетка Евгения Громова.
А в Москве в лаборатории Космического института внутри макета летящей в Космосе танкетки сидел Евгений Громов. В окнах-телеэкранах он видел небо мрака с мертвыми огнями звезд и ослепительным спрутом Солнца, надвигающуюся Луну цирков и теней. Со штабом перелета он поддерживал связь через обычный телефон, перенесенный из лаборатории. Раздался звонок, и Евгений снял трубку:
— Слушаю, Василий Афанасьевич. Не может быть! Это невероятно! Позвольте, я оставлю управлять ракетой Наташу, сам забегу к вам… хорошо. Остаюсь… Будет исполнено.
Евгений открыл дверцу макета танкетки. Часть черного, усеянного немигающими звездами неба и край Луны с острыми зубцами гор отошли вместе с дверцей.
— Наташа! — громко крикнул Евгений! — Ты слышишь, что творится?..
— Я здесь, Женя. — Наташа выбежала из соседней комнаты. Порывистая, она остановилась перед дверцей, тяжело дыша.
— Нам приказано изменить место посадки… — сказал Евгений. — Сесть рядом с «Колумбом», где бы тот ни опустился. Что там стряслось?
— С «Колумбом» потеряна связь. В Космосе женщина… — выпалила Наташа.
— Какая женщина? Что за чепуха!
— Тебя не отрывали, Женя, пока ты вел ракету… Тому Годвину приказали выбросить женщину, журналистку Эллен Кенни.
— Как же она там оказалась? Погибнуть так нелепо!
— Из-за нее еще могут погибнуть Петр и Ваня Аникин, — с тоской сказала Наташа. — Они пойдут на пересечение с ее орбитой.
— Ах, вот как! Так мне спуститься около ракеты Годвина! Ну, хорошо же. У меня будет с ним мужской разговор!
— Женя, будь осторожен. Танкетка может очень понадобиться. Для Петра… — тихо добавила Наташа.
Евгений захлопнул дверцу макета.
Громов выжидательно повернулся к Аникину. Рубленые черты его лица стали еще резче.
— Математика — точная наука, — смущенно сказал Аникин и протянул командиру перфорированную карточку. — Если пойдем догонять — резерва топлива не хватит. На Землю всем троим не вернуться…
Громов поморщился:
— Читаешь, как смертный приговор.
— Так это и есть приговор. Ей или всем нам.
Лицо Громова окаменело.
— Высший суд математики… А есть еще Совесть и Долг. Меняем курс. Приготовиться!
— Петр Сергеевич! — Аникин вскочил. Магнитные подошвы удержали его. — Не могу я… Инструкция… Земля!..
— Прекрати, — отрезал Громов. — Если человек за бортом, — капитан не запрашивает порт.
— Но, спасая, он не идет ко дну!
Громов положил руку на плечо Аникина и заставил его сесть:
— Слушай, Иван. Знаешь ли ты, что такое женщина?
Аникин пожал плечами.
— Это жен-щи-на!.. — вкладывая особую силу в это слово, произнес Громов.
— А если был бы мужчина? — буркнул Аникин.
— А ты в бою не пришел бы на помощь бойцу? — быстро спросил Громов.
Аникин не нашел, что ответить.
Громов сел за пульт управления. Аникин почувствовал, что его прижало к сиденью, тело налилось свинцом, в глазах потемнело… Заработали двигатели, меняя курс, выводя ракету на новую орбиту, расходуя невосполнимое топливо…
Снова появилось ощущение падения, какое бывает лишь во сне. Вернулась невесомость, стала кружиться голова.