Здесь, в ресторане для экипажей, состоялись проводы Джона Смита. Он восседал на высоком табурете у стойки рядом с Томом Годвином и отечески поглядывал на тоненьких, затянутых в форменные костюмы девушек, которые на игольчатых каблучках прибегали с летного поля. А парни со всех линий, англичане, поляки, русские, немцы, французы, чехи, шведы и, конечно, голландцы в различных, но чем-то похожих формах, едва появляясь в ресторане, подходили к Смиту и чокались, опрокидывали с ним стаканчик. Все они были здесь друзья: и польский летчик Казимир Нагурский, гордившийся своим родственником, первым русским полярным летчиком, и француз Лавеню, неистощимый весельчак, и грузный Герберт Шварц, отказавшийся в свое время от службы в военной авиации, и иронический Джолиан Сайкс, сын лондонского докера и поэт; наконец, эти советские парни, только что прилетевшие на обгоняющем время ТУ, — все, все они знали друг друга, присаживались за одни и те же столики, обменивались шутками и жалели старого Джона Смита, который заканчивал свой последний рейс.
— Нет, не последний, — втолковывал каждому Джон Смит. — Я еще полечу, вернее вылечу с места. Вот это и будет последний полет.
Пилоты хохотали, тревожно поглядывая на старого летчика. Трудно будет ему, многосемейному, найти работу.
Тогда и сказал Том Годвин:
— Хэллоу, Джон, не терзайте всем душу, словно вас уже наняли на постоянную работу в ад. Я устрою вас в космопорт. Не хотите ли поддерживать со мной связь через космические бездны, наполненные надеждами?
— О'кэй! — сказал Джон Смит. — Это не хуже, чем просто выть на луну. На самом деле это оказалось почти одно и то же.
Джон Смит работал в радиорубке космопорта, но Годвина не слышал. Американская ракета «Колумб» разбилась о лунные скалы. Том Годвин и эта молодчина Кенни, получившая во всем мире прозвище «космической Эллен», примкнули к русским, и все вместе, бросив русскую ракету с радиоаппаратурой, отправились пересекать лунный диск! А связь с Землей поддерживали через телеуправляемую танкетку только в те часы, когда Луну было видно в Москве.
Джон Смит чувствовал, что даром ест хлеб и имеет все шансы вылететь с места. Однако не только забота о себе и о семье привела его на Амстердамский аэродром. Ему казалось очень важным поддерживать с Луной связь круглосуточно. Многие газеты хорошо бы заплатили, чтобы получить корреспонденции от «космической Эллен» и на худой конец от Тома Годвина непосредственно, а не через русских.
За окном самолета замелькали бетонные плиты. Негр Джонсон недурно посадил самолет. Смит всегда считал, что эти черные ребята — способные парни.
Пассажирам не полагалось ходить по летному полю, они должны были сесть в автобус, смешной и необычный. Его кузов почти касался дном бетонных плит, сзади опираясь на колеса, а впереди на моторную тележку, которая свободно поворачивалась под ним и возила не только его, но и бензоцистерну.
Джон Смит с удовольствием нарушил правило и в ресторан экипажей отправился вместе с Джонсоном пешком.
Джонсон был гигантского роста. Смит не уступал ему в ширине плеч, но ростом был вдвое ниже. Словом, он не стал бы выставлять свою фигуру на конкурс красоты.
Впервые в знакомый ресторан входил Джон Смит, одетый в мешковатый штатский костюм.
Но его узнали, стали подниматься навстречу, звали выпить стаканчик.
И все говорили о Томе Годвине. Вот это парень, он нашел себе на Луне подходящую компанию! Черт возьми, если бы нужно было послать на Луну целую армаду ракет, недостатка в пилотах наверняка не было бы.
— Он сидел вот на этом табурете у стойки, — вспоминал Смит, — а я не могу с ним даже говорить, хотя он специально для этого устроил меня в космопорт. Когда из Америки видно Луну, то сопровождающая Тома танкетка глохнет, как старый джентльмен, у которого просят взаймы.
— Нужен голос погромче? — спросил грузный Шварц.
Джон Смит сделал в воздухе неопределенный жест.
— Если бы все парни захотели…
— Я понимаю вас, Смит, — сказал Казимир Нагурский. — Поднять в воздух антенны, наладить ретрансляцию?
— О'кэй! — воскликнул Джон Смит. — Именно об этом я и думал.
— Если бы генералы приказали вместо атомных бомб брать антенны и патрулировать с ними в воздухе, все было бы в порядке, — заметил Джолиан Сайкс.
— А не у нас ли за спиной жезлы маршалов авиации? — заметил Жак Лавеню.
— Самовольно подняться в небо и крутить там? — осведомился Шварц. Лавеню не успел ответить. С летного поля вбежала взволнованная голландка в сером, перетянутом в талии костюме и в сбившемся берете.
Все насторожились.
— Джентльмены! — крикнула она. — Москва!
— Москва… О Луне… Телефонный вызов. Всем вам… Включаю репродуктор.
На стойке зазвенели стаканы. Летчики зашикали на молоденькую буфетчицу «Маркизу» с выкрашенными под седину волосами.
В репродукторе зазвучал женский голос. Казимир Нагурский и Жак Лавеню переводили с русского на английский.
— …положение почти безнадежное. Советское правительство еще вчера обратилось по дипломатическим каналам, а ждать уже нельзя. Они погибают.
— Кто? Кто? — послышалось в зале.
— Петр Громов и Том Годвин… И Эллен Кенни. Все они задыхаются, а танкетка не может доставить им кислород. Луна зашла в Москве за горизонт.
— А что я говорил! — в отчаянии крикнул Джон Смит.
— Тише! — громовым голосом потребовал Джонсон…
— …спасти их еще возможно. Если бы каждый вылетающий самолет нес на себе антенну…