Петр Громов и Том Годвин лежали в углублении между двумя выступами скалы. С двух сторон вровень с этими выступами были насыпаны камни. Прозрачные колпаки шлемов были сняты. Оба исследователя смотрели в звездное небо, которое дерзнули покорить…
У них были строгие, спокойные лица, даже величественные, может быть оттого, что они чем-то напоминали скульптуру.
— Я подумала, что они превратились в лунный камень.
— Мы закроем их каменной плитой, — сказал академик Беляев.
— О нет! — запротестовала Эллен. — Они всегда должны смотреть в звездное небо. Они первые дотянулись до него.
— Нет, — покачал головой академик. — Они — люди Земли. Пусть по обычаям родины камень накроет их гробницу.
— Я была бы сама собой, если бы рыдала сейчас.
— Не сдерживайтесь, Эллен. Будет легче, — сказал Евгений.
Эллен отрицательно покачала головой:
— Пусть будет труднее.
Джон Смит принес «личные вещи» погибших, оказавшиеся в их скафандрах: золотые самородки Тома Годвина, стеклянные пробирки с темной жидкостью и красноватой массой и синюю женскую косынку.
Эллен сказала:
— Я не знаю, чей этот тонкий шарф, но я завидую той женщине, даже ее горю…
— Возьмите, — протянул ей косынку академик.
— Нет. Положите шарф с ним. А золотые самородки — вместе с Томом. И еще вот это. — Эллен протянула красный камешек.
— А это, — продолжала Эллен, беря стеклянные пробирки, — это позвольте мне взять. Он очень ценил эти открытия.
— Мы продолжим их, — сказал Евгений.
Эллен скользнула по нему взглядом.
Двенадцать человек, все, кроме Эллен и академика, подняли огромную базальтовую глыбу. Это было возможно только на Луне.
Осторожно несли они, спотыкаясь на неровностях, тяжелую каменную плиту и осторожно опустили ее на могилу.
Эллен мужественно засняла кинокамерой миг, когда застывшие в холодном и мудром спокойствии лица первых исследователей Луны закрыли надгробием.
Только Евгений видел, каких усилий стоило Эллен держаться.
— Я знаю, — сказала она. — В один из следующих рейсов сюда прилетит скульптор. Он высечет на этом лунном камне их изваяния. Именно так, как представила я их себе на островке.
— Им высекут памятник и на Земле, — сказал академик.
Эллен отошла в сторону.
Евгений знал, что она плачет.
Академик дал по радио сигнал, и с исполинской башни «Разума» вылетел сноп ракет. Словно выброшенные из жерла вулкана, они оставляли за собой изогнутый дымный след. Все вместе они напомнили расцветшую в черном небе хризантему. Потом звездные огоньки стали медленно падать меж неподвижных звезд. Они походили на огненный дождь…
Горный кряж на краю лунного диска назвали Горой Памятника.
— Я так подумала, — сказала Эллен, — если мы поднимемся на вершину горы, как это хотели командор и Годвин, мы сделаем им самый лучший памятник.
— Мисс Кенни говорит весьма разумно, — заметил профессор Трипп. — Лучший памятник ученому — завершение начатых им исследований.
— Я уже просил разрешения подняться на кряж, — заявил Евгений.
— Я во что бы то ни стало пойду туда. И я не попрошу в пути ни у кого помощи, — решительно сказала Эллен, умоляюще смотря на академика.
Тот крякнул и зашевелил лохматыми бровями:
— Я бы отказал вам, моя дорогая исследовательница, если бы такое восхождение не было предусмотрено в плане работ экспедиции «Разума». — И академик объявил, что для восхождения выделяется группа в составе Евгения Громова, академика Беляева, Эллен Кенни, Джона Смита, Джолиана Сайкса, Жака Лавеню и Казимира Нагурского. — Профессор Трипп остается руководителем базы на ракете «Разум».
Начало подъема откладывать не стали. Извержение, очевидно, уже ослабло, но хотелось застать вулкан еще действующим, заснять на кинопленку картину лунной вулканической деятельности, изучить все, что возможно. Геологом и селенологом был сам академик, поэтому он и включил себя в группу.
— Я утратил здесь, дорогие друзья, пять шестых своего безусловно излишнего на Земле веса, — словно оправдываясь, говорил он. — Но это не главное. Я, очевидно, сбросил с лишним весом и груз лет, я могу теперь вспомнить, как поднимался на трудные вершины с такими волками альпинизма, как академик Игорь Евгеньевич Тамм или член-корреспондент Академии наук Гавриил Адрианович Тихов. Я, скажу откровенно, был тогда им под стать. Потом, правда, состарился, но Луна меня омолодила.
Лунный камень лежал на первой лунной могиле. Жизнь шла. Исследования продолжались…
Казимир Нагурский знал в альпинизме толк и уже доставил с ракеты альпинистский инвентарь, специальные ботинки, альпенштоки, ледорубы, которые здесь годились лишь для камня, веревки, крюки, клинья и даже какие-то новинки, в частности семь железных непрожигаемых зонтиков, которые могли предохранить путников от дождя лавы.
Евгений Громов, как и его брат, был мастер альпинизма и одобрил предусмотрительность поляка.
С первых же шагов восхождения Евгений стал командиром похода. Однако авторитетом в лунной обстановке оказалась Эллен. Аникин из-за поврежденной ноги остался внизу, и Эллен, единственная из участников подъема, имела опыт движения по лунной поверхности. Она научилась прекрасно рассчитывать свои силы, очень точно прыгала, давала толковые советы и молча выполняла самые трудные задания.
— Без вас, девочка, мы просто не могли бы подняться сюда, — заметил академик, когда его втащили веревкой на очередную кручу. Первой на нее запрыгнула снизу Эллен, держа конец веревки.