В довершение всего вещи в каютах ожили. Корабль валило с борта на борт. Я с трудом открыл дверь в каюту. Мой чемодан вырвался из-под койки и вместе со стулом носился по каюте. Графин выскочил из гнезда на полке и разбился.
Словом, был полный разгром.
Палуба уходила из-под ног. По ней было удобнее ползать, чем ходить, она напоминала скат крыши, угол которого все время менялся.
И вот при такой качке в непроглядном тумане наше судно третьи сутки осторожно бродило близ «Земли самой северной». Капитан искал архипелаг, но в то же время боялся неожиданно наткнуться на него или на айсберги, в изобилии плывшие от островов.
Трудное дело — определиться в тумане. Солнце или звезды не показывались ни на минуту. Радиопеленг из бухты Рубиновой словно издевался над капитаном. После каждой проверки корабль оказывался за несколько десятков миль от меридиана бухты Рубиновой.
— Бухта Рубиновая в центре архипелага, — объяснил Борис Ефимович. — Радиоволны искажаются береговыми скалами.
Прежде мне никогда не приходилось слышать об этом явлении. Несмотря на прекрасное навигационное оборудование, корабль и теперь в большой мере зависел от искусства капитана.
Туман был очень густой. Небо словно висело на мачтах, и до самой дальней из видимых волн можно было добросить спасательный круг.
Я и Валентин Гаврилович, высокий, жилистый, с обветренным лицом и рассеянными голубыми глазами, стояли на палубе, прижавшись спинами к пароходной трубе. Было тепло, как у печки.
Вдруг неясная громада появилась из тумана.
— Право на борт! — послышался тревожный голос штурмана Нетаева.
— Еще право! Еще право! — закричал он.
Хлопнула дверь капитанской каюты.
— Медведь, — спокойно сказал географ.
Раньше чем осознать что-нибудь, я увидел белого медведя. Он стоял на айсберге и был на одном уровне с палубой. Мне показалось, что зверь собирается прыгнуть нам на головы.
Но медведь рванулся и побежал к вершине айсберга. Там он лег и прикрыл лапой свой черный нос. Очевидно, решил, что теперь его не видно.
Ледяную гору пронесло. Покрытая снегом с боков, хрустальная, она поднималась над водой громадой четырехэтажного дома. Я знал — в глубину уходило еще этажей четырнадцать. В отвесной ледяной стене темнел грот. Взлетали клубы пены.
Туман вдруг исчез.
— Вот земля, существование которой угадал Кропоткин, — сказал Валентин Гаврилович, показывая на горизонт. — Именем Кропоткина и следовало бы ее назвать.
Подошел Борис Ефимович и, улыбаясь, сказал:
— Чуть было не взяли медведя на борт. А взять все-таки придется, — и он показал радиограмму: «Убедительно просим захватить в бухте Рубиновой медведя для зоосада».
— Медвежонок будет нашим пассажиром? Занятно! — сказал мне в кают-компании Нетаев, сменившийся с вахты.
Вскоре корабль бросил якорь в бухте Рубиновой у подножия самой замечательной скалы Севера, которой бухта обязана своим названием. Летом поросшая лишайником красноватого цвета скала кажется рубиновой. Стены ее отвесны, сама скала высится, как исполинский постамент. Установи на нем скульптуру ему под стать, и достанет она до самого северного сияния.
С берега на юркой шлюпчонке спешили полярники. Первым по штормтрапу ловко взобрался молодой грузин с черными сросшимися бровями и тоненькими усиками, какие носят у него на родине. Он сразу же обратился к капитану:
— Очень прошу, пожалуйста, заберите от нас медвежат.
Узнав о радиограмме насчет медвежат, зимовщик просиял и попросил у капитана два мешка угля.
Уголь ему дали, и веселый молодой человек тотчас стал спускать мешки в шлюпку.
— Словно не с углем мешки, а с гагачьим пухом, — пошутил капитан.
Полярник покраснел, как девушка.
Позднее мы узнали, что в прошлом году он поднимался на Рубиновую скалу за птичьими яйцами и чуть не погиб там. Нужно было перепрыгнуть через трещину на узкий карниз отвесной стены. Он прыгнул, но камень под его ногой обвалился. Чтобы не упасть, пришлось прижаться к стене всем телом. Повернуться, чтобы прыгнуть обратно, было невозможно. Его товарищи побежали на полярную станцию за помощью. Напряженные мускулы охотника одеревенели, стоять недвижимо больше не было сил, он должен был сорваться. И тогда он рискнул прыгнуть назад, не повертываясь… Оттолкнулся от стены одновременно руками и ногами и оказался по ту сторону трещины.
Когда товарищи прибежали с досками и веревками, смельчак как ни в чем не бывало собирал гагачий пух. Пух ему был нужен для подарка. На случай в горах и намекал капитан. В прошлом году он побывал в бухте Рубиновой и знал эту историю.
«Петушок» спустили в воду. Географ пошел за вещами. Но вот в бухту вошла целая флотилия льдин. Встревоженный капитан приказал поднять катер обратно. Географ вернулся с чемоданом. Ему не терпелось сойти на берег, и он проклинал приливо-отливное течение. Течение это направлено сначала в одну, а потом в другую сторону. И через некоторое время, когда течение изменилось, набившиеся в бухту льдины, словно по команде, покинули ее.
Катер снова спустили. Валентин Гаврилович сошел в него первым. Я решил отправиться на берег вместе с ним.
— Посмотрите на медвежат, — напутствовал меня Нетаев.
Нас встречало все население полярной станции, в том числе и большой белый медвежонок. Он, видимо, был очень любопытен. Ему обязательно хотелось посмотреть, что творится на пристани. Вытянув вперед острую морду, он осторожно тыкался во все углы. Другой медвежонок сидел на цепи у столба, возле дома полярников.